Вполуха прислушиваясь к звукам, которые производил наверху Джош, готовившийся ко сну: сначала шум бегущей воды, потом шорох полотенца, скрип половиц и, наконец, стук открывшейся и закрывшейся двери – Джо вышел из гостиной в коридор, а затем на кухню. Он сел на крепко сколоченный стул, выкрашенный белой краской, сунул босые ноги в коричневые рабочие ботинки на шнурках, оставленные у задней двери, зашнуровал их и встал. Сняв с вешалки голубую нейлоновую парку с надписью «УК. Дикие коты», он вышел через черный ход, запер за собой дверь и направился по прихваченной морозом траве к своему сараю.
Ночь была чудесная, светлая, ясная, но для обычного в Кентукки мягкого октября довольно холодная. В полночном небе мерцали крупные звезды. Луне не хватало лишь кусочка, чтобы стать полной. Белая и круглая, как тележное колесо, она освещала слегка холмистую сельскую местность с разбросанными там и сям домами, постройками и заборами.
Тринадцать гектаров принадлежавшей Джо Уэлчу земли граничили с двумястами пятьюдесятью гектарами Хейвуда, но, поскольку все это было когда-то частью имения Уистлдаун, обе конюшни были расположены недалеко друг от друга. Конюшню, которой владел Джо, стоявшую на пригорке позади дома, и собственно Большой Дом Уистлдауна, находившийся на вершине холма побольше и отгороженный от участка Джо сплошным черным забором, разделяли лишь двести пятьдесят метров.
Треугольный пруд справа от его сарая в свете луны казался совершенно черным. В нем, как в зеркале, отражалось звездное небо. Крытая беговая дорожка, представлявшая собой овал в три четверти мили, позволила Джо тренировать его лошадей в любую погоду. Выглядела она в точности как длинный, изогнутый, выкрашенный черной краской железнодорожный тоннель. За кольцевой дорожкой начинался лес. Оттуда доносилось уханье совы; где-то вдалеке подвывал койот. У опушки леса стоял флигель его отца. Света в нем не было. Ничего странного. Его вдовый отец тоже был лошадником, то есть «жаворонком», который рано ложится и рано встает.
Конечно, когда не пьет.
Джо вошел в сарай, зажег свет – равномерно расположенные дешевые люминесцентные лампы, не слишком яркие, но для работы годится – и осмотрелся. Силвер Уандер, серебристая кобыла – любимица Джо, подошла к передней стенке стойла, моргая и издавая негромкое вопросительное ржание. Драго и Тимбер Кантри, стойла которых шли дальше, просунули головы в открытую верхнюю часть голландских дверей и посмотрели на него с любопытством. Там дальше стояли другие лошади, частью свои, частью приемные. Они тоже недоумевали. Лошади знали расписание не хуже самого Джо и не могли взять в толк, что привело его сюда среди ночи.
– Все в порядке, девочка? – Джо подошел к Силвер Уандер и погладил ее. Десятилетняя кобыла-производительница ткнула его носом, требуя продолжения, и он полез в карман за леденцом. Силвер Уандер любила леденцы с перечной мятой.
Сняв обертку, Джо протянул леденец маленькой серой кобылке. Та взяла лакомство бархатными губами и начала сосредоточенно грызть. В воздухе резко запахло мятой. Тем временем Джо быстро обошел стойла. Прямоугольный сарай вмещал около сорока лошадей, которые стояли в двух рядах стойл, расположенных лицом друг к другу. Впереди был еще кабинет, и имелось открытое пространство сзади. Практичная планировка предусматривала дорожку вдоль внутреннего ряда стойл, благодаря чему в жаркую погоду сарай можно было проветривать.
По поведению лошадей было ясно, здесь все спокойно.
– Ладно, спите. – Вернувшись туда, откуда начал, Джо любовно похлопал Силвер Уандер по шее, решительно отказал кобыле в очередном леденце (хорошего понемножку) и вышел из сарая.
Наверно, бодрствование Джоша было единственным необычным событием этой звездной ночи. В конце концов, это Симпсонвилл, штат Кентукки. Девятьсот семь жителей. Столица страны лошадей Шелби-Каунти, или «Райского графства», как называли его местные жители за красоту пейзажей и безмятежный образ жизни. Преступления совершались здесь так редко, что о них почти забыли.
И все же Джо ощущал: что-то не так. Это чувство не оставляло его.
Нужно проверить лошадей в Уистлдауне, а на обратном пути заглянуть в дом отца.
Перемахнуть забор ничего не стоило. Он делал это по десять раз на день. Ставишь ботинок на нижнюю жердь, переносишь ногу через верхнюю, и готово. Джо взбирался на холм под хруст собственных подошв, прислушивался к шорохам ночных существ, занятых своими делами. На фоне высоких дубов виднелся силуэт Уистлдауна, белого особняка с мезонином, тихо светившегося в сиянии желтых прожекторов. В присутствии мистера Хейвуда и его друзей, собравшихся на вечеринку в честь Кинлендских скачек, обычно пустой дом озарился как рождественская елка. Сквозь дюжину окон, прикрытых шторами, пробивался рассеянный свет. На длинной подъездной аллее, где большую часть года не было ни одной машины, теперь стояло целых четыре.
Только очень богатый человек может пользоваться таким поместьем, как Уистлдаун, всего шесть недель в году, преимущественно весной и осенью, во время Кинлендских скачек, подумал Джо. Лошади были для Чарльза Хейвуда лишь дорогостоящим хобби, а Уистлдаун – одним из десятка поместий, которые ему принадлежали. Конечно, Джо был уверен, что у этого малого есть свои проблемы – а у кого их нет? Но при таких деньгах разве это проблемы?
Он бы с удовольствием занялся проблемами чертовски богатых людей вместо своих собственных, а именно: как свести концы с концами. Самые важные вещи в его жизни – дети и лошади – требовали больших расходов без всякой гарантии возврата.