– До парадной двери всего пара минут. Спустимся по лестнице, и все, – решительно заявила она.
– Но в «Крике»…
– Это жизнь, а не фильм ужасов, – решительно сказала Алекс. Ей не хотелось думать о том, что человек, который был в ее спальне, может ждать, когда они выйдут в темноту.
Запах гари становился все сильнее. Сидеть взаперти было глупо. Они должны выбраться из дома. Алекс на мгновение задумалась. Если они побегут через раскисшее болото, в которое сейчас превратилась земля, понадобится крепкая обувь. Ее шлепанцы на резиновой подошве достаточно разношены, чтобы подойти Нили, у которой нога больше. Пошарив ногой, Алекс нашла их рядом с кроватью, подняла и протянула сестре.
– Надевай.
По счастью, Алекс отлично помнила, где поставила свои мокасины, когда распаковывала вещи, – на полке для обуви, внутри просторного встроенного шкафа.
– Куда ты? – в панике спросила Нили, когда Алекс отошла от нее.
– За туфлями. – Обе говорили вполголоса. Придерживаясь за стену, Алекс добралась до шкафа. Вот и туфли! Алекс схватила их и сунула в них ноги. Обратный путь дался ей с трудом.
– Алекс!
– Я здесь.
Алекс ощупью сняла с кровати старинное стеганое одеяло ручной работы и наугад же протянула его Нили, ничего не видя в темноте.
– Завернись в него, и пойдем, – сказала она, убедившись, что Нили взяла одеяло.
Схватив второе одеяло, шерстяное, лежавшее под стеганым, Алекс накинула его на плечи и позвала Нили. Когда их руки встретились, сестры пошли к двери спальни.
Едва протянутая рука Алекс коснулась резной деревянной филенки, как Нили неожиданно попятилась, потащив Алекс за собой.
– О боже, Алекс, в «Пятнице, тринадцатого»…
– Если ты скажешь еще хоть слово про какой-нибудь дурацкий ужастик, я убью тебя собственными руками! – не оборачиваясь, гневно прошипела Алекс и сильно дернула Нили за руку. – Пошли. Не смей ничего говорить, пока мы не выйдем наружу. И, что бы ни случилось, не отходи от меня.
– Чтоб мне обосраться! – горячо поклялась Нили. Ее рука была ледяной. На сей раз Алекс пропустила неприличное выражение мимо ушей. Ее сердце билось в такт с пульсировавшей в голове болью. Живот сводило судорогами. Во рту пересохло. В темноте за дверью спальни их могло ждать что угодно и кто угодно.
Алекс осторожно отвела язычок замка, но щелчок все равно прозвучал в ее ушах как выстрел. А потом повернула ручку.
Джо лежал на спине, подложив руки под голову, и смотрел в белый потолок, хотя в это время обычно давно спал. Дождь лил как из ведра. Все лето в Шелби-Каунти стояла засуха, которой не было сто лет: ручьи обмелели, кукуруза засыхала на корню, деревья сбрасывали листья. А сейчас, когда было уже слишком поздно для возмещения ущерба, разразился настоящий всемирный потоп. Только бы крыша не протекла.
Конечно, можно было встать, спуститься на кухню и что-нибудь съесть. Увы, посмотреть телевизор было нельзя. Двадцать минут назад отключилось электричество, как часто бывало в грозу. Однако Джо отказывался признать свое поражение. Бессоннице его не одолеть. После побега Лоры, бросившей его в беде с тремя маленькими детьми, с кучей долгов и разбитыми вдребезги мечтами сделать карьеру, он не мог спать несколько лет. Но, в конце концов, обуздал своих демонов, занял прочное положение в обществе и снова научился спать.
Однако сегодня Александра Хейвуд в очередной раз разрушила его жизнь.
Жалованье управляющего фермой Уистлдаун составляло почти половину его дохода. Плюс экономия на медицинской страховке, за которую он платил намного меньше, поскольку официально являлся служащим компании Хейвуда. И все это исчезло в одну секунду. Но потеря лошадей была еще хуже, чем потеря работы. Вернее, была бы хуже, если бы потеря дохода не отражалась на детях.
Да, у него был контракт, но Джо знал, что иногда контракт не стоит бумаги, на которой он написан. Его контракт давал ему только возможность выиграть время. Он может говорить Алекс Хейвуд и всем остальным, что требует выполнения условий договора, а при необходимости начать против них судебный процесс. Если повезет, он выиграет несколько недель, а то и месяцев и получит некоторое финансовое возмещение за несоблюдение условий контракта. Но что бы он ни делал, если финансовые трудности, о которых говорила Александра Хейвуд, не липа – а лгать ей не было смысла – то и лошадей, и ферму рано или поздно все равно придется продать.
Такова была суровая реальность. Следовало повернуться к ней лицом и начать строить планы. Слава богу, он был способен это сделать.
Первое. Необходимо постараться как можно лучше разместить лошадей. С каждой из чистокровок будут свои сложности, начиная с самого дорогого – Депьюти Дримера, злобного двухлетки от самого Мистера Проспектора, – и кончая самым дешевым – двенадцатилетним Сулейманом, который за всю свою карьеру ни разу не поднимался выше третьего места и стоил не больше тысячи долларов.
Сулеймана, видимо, придется купить самому. Тысячу долларов он может себе позволить. А Силвер Уандер, которая стоит около полумиллиона? Только в мечтах. Разве что сколотит группу из нескольких инвесторов.
Но реально ли это?
Что касалось его собственных финансовых дел, то для сведения концов с концами требовался новый источник дохода. Он мог бы держать больше лошадей, чем в настоящее время: если уистлдаунских лошадей не будет, в конюшне освободятся стойла. Мог бы поискать место управляющего другой фермой – но, насколько он знал, на всех здешних фермах эти места были заняты. Вместо того, чтобы тренировать уистлдаунских лошадей, он мог бы работать с лошадьми частных владельцев. Но такая работа сопряжена с постоянными разъездами. Разъезды же он позволить себе не сможет, потому что обязан думать о детях.